Я отплатил за свою поруганную честь, если так можно выразиться. Потом поставил сифон на место и занялся приготовлением нового коктейля, потому что теперь он действительно понадобился ей. Телефон опять зазвонил, когда она повернулась ко мне с потемневшим от ярости лицом, со слетавшими с уст словами, которыми она пыталась выразить свое тогдашнее отношение ко мне.
— Звонит телефон, — любезно заметил я.
Она сказала мне, что я могу сделать со своим телефоном. Даже предложила что-то новенькое относительно его звонка.
— О’кей, — пожал я плечами. — Он же ведь твой брат, а не мой.
Она долго стояла возле меня и смотрела на меня ненавидящими глазами, потом вдруг резко повернулась и одеревенело пошла в другой конец гостиной. Я наблюдал, как она подняла трубку, немного послушала и затем бросила ее.
— Это был не Ральф? — спросил я.
— Какой-то кретин облаял тебя. — Она опять подошла к бару. — Чтобы мне сдохнуть! — выругалась она и, не останавливаясь, прошла дальше в спальню.
Я смешал ей новый коктейль из водки с мартини. Через пару минут она возвратилась, закутавшись в длинное, как простыня, банное полотенце.
— Ты похожа на Дороти Ламур из ночных телевизионных киносеансов, — сравнил я. — Что, если мне взять гитару?
Она внесла неоригинальное предложение относительно того, что я мог бы сделать со своей гитарой, используя каждую струну по отдельности, но тут опять затренькал телефон. Она объяснила, когда опять подошла к бару и взяла бокал со свежей порцией спиртного, что все тот же чудак опять облаивает меня. В первое мгновение мои нервы немного напряглись, но на этот раз она только пригубила из бокала.
Телефон больше не звонил. Мы допили свои бокалы будто в каком-то арктическом безмолвии, потом она отправилась на кухню. Обед представлял собой сборную мешанину — кстати, неплохую мешанину, — но все-таки мешанину. Мы поглощали его почти что в ледяной тишине, потом опять возвратились в гостиную.
Я приготовил еще по коктейлю просто для того, чтобы чем-то заняться, а она опять занялась своим журналом. Если семейная жизнь похожа на все это, то любопытно, почему же процент разводов не достигает ста… Но тут опять зазвонил телефон.
Сара Джордан подошла к аппарату и подняла трубку, немного послушала, потом через плечо оглянулась на меня:
— Это — Ральф.
— Передай ему от меня привет, — живо предложил я.
Казалось, она очень долго слушала, что он ей говорит, иногда односложно отвечала, потом положила трубку. Я ждал, что она что-нибудь скажет, но она опять молча уселась на диван, взяла свой журнал и возобновила чтение.
— Так как дела у Ральфа? — спросил я, подождав некоторое время.
— У него неприятности, — ответила она, не отрываясь от журнала.
— Какие неприятности?
— Не хочу говорить об этом!
— Его задержали за превышение скорости?
— Пропади все пропадом! И пошли вы оба к дьяволу! — Она бросила журнал на пол, сняла очки и положила их на диван рядом с собой. — Он нашел ее, — прямо заявила она.
— Глорию Клюн?
— Кого же еще? — Она напряженно пожала плечами. — А теперь он не знает, какого шута делать с ней. Вот каков мой неприкаянный, дурашливый братец!
— Где же? — вырвалось у меня.
— В Западном Голливуде, на следующей улице от той, где расположена ее квартира, — продолжала Сара вялым голосом. — Но она слишком перетрухнула и не решается покинуть новое место. Поэтому Ральф просит меня приехать и забрать их обоих.
— Ну и что же?
Тыльной стороной ладони она потерла лоб.
— Не забывай, что это Ральф, — фыркнула она. — Он не видит дальше своего носа.
— Так что ты собираешься делать?
— Ничего, — твердо заявила она. — Я открестилась от всего этого в тот самый момент, когда увидела торчавший из спины Вилли Шульца нож. Что касается меня, то пусть Ральф и Глория хоть состарятся, дожидаясь меня.
— Он назвал адрес?
— Конечно. — И она сообщила его мне.
— А что, если я подберу их?
— Сделай себе приятное, — ответила она. — Мне наплевать, как ты поступишь. Я собираюсь и дальше сидеть здесь, читать журнал, напиваться и представлять себе, что я нахожусь где-то в другом месте, например на Аляске.
Глава 9
Было уже половина десятого вечера, когда я припарковал машину в том месте, которое назвала мне Сара Джордан. Еще одна захудалая квартира на двух этажах на другой улице, которая ночью выглядела, возможно, лучше, чем днем. Сара сказала, что вход с улицы, поэтому я поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Долгое время никто не показывался, потом дверь приоткрылась, может быть, всего на дюйм, и на меня уставился осторожный глаз.
— Кто вы такой? — спросил шепотом неизвестно кто.
— Рик Холман, — ответил я. — Меня направила сюда Сара Джордан.
— Тогда о’кей, — снова прошептал кто-то. — Ральф дожидался свою сестру, но он подумал, что вместе с ней можете приехать и вы.
— Сара вроде бы сачканула, — пояснил я.
— Пожалуйста, входите.
Глаз мгновенно пропал из щели. Я широко распахнул дверь и вошел в небольшую прихожую. Там никого не оказалось, чтобы поприветствовать меня. Поэтому я прошел дальше к открытой двери в гостиную. Она освещалась только настольной лампой, но этого света оказалось достаточно, чтобы разглядеть женщину, стоявшую посередине комнаты.
Все, что кто-либо говорил о ней, бледнело перед увиденным. От ее красоты захватывало дух. Даже Фанк и Вегналл не нашли бы правильных слов, чтобы описать ее. На ее плечи ниспадали светлые волосы, создавая вокруг ее головы как бы шелковый шлем. Ее большие, широко расставленные глаза излучали голубизну, придавая ей выражение ранимой невинности, что немедленно порождало в вас желание защитить ее. Маленький носик был слегка вздернут, что несколько портило абсолютное совершенство ее лица и превращало ее в безгранично желанное существо, а не в недосягаемую богиню. Маленький и мягкий ротик, верхняя губка чуть-чуть крупнее нижней. На ней был туго обтягивающий свитер и подогнанные по фигуре брюки, которые оттеняли ее выступавшие высоко расположенные груди, невероятно узкую талию и округлые бедра. Ее длинные, постепенно сужающиеся ноги заставили бы позеленеть от зависти саму Шехерезаду.
— А где Ральф? — спросил я.
— Он сказал, что ему надо на время отлучиться. Но он вернется, — нервно ответила она. — Думаю, он отошел ненадолго. Вы можете подождать его?
— Почему бы и не подождать? — отозвался я.
Неожиданно ее всю передернуло, но она заставила себя улыбнуться:
— Почему вы не заходите в комнату, мистер Холман? — Она сделала конвульсивное глотательное движение. — Я хочу сказать, что не кусаюсь и вообще не опасна.
— Вы нервничаете, — покровительственно заметил я. — Но у вас больше нет причин нервничать. Уверен, что мы прекрасно все устроим.
— Я просто не могу не нервничать, когда вы стоите там в дверях, осматривая меня так, будто я ваша первая награда, которую вы только что завоевали на местном карнавале! — Ее улыбка несколько потускнела. — Пожалуйста, входите, не то я просто рассыплюсь на части.
— С удовольствием, — сдержанно произнес я. — Но я никогда раньше не встречал такой красавицы, и мне нужно какое-то время, чтобы освоиться.
— Приятно слышать, — задумчиво молвила она.
Итак, я вошел в комнату. Настольная лампа, моргнув, погасла, потом загорелась опять. Во время этого непродолжительного затемнения Глория Клюн успела сделать против меня выпад. Теперь мне казалось, что она стоит на голове и продолжает улыбаться.
— Приятно слышать, — повторяла она. — Приятно слышать, приятно, приятно… приятно… приятно… — Потом она с подлинной ловкостью пропала, так же, как и ее голос…
Боль в моей голове определенно обескураживала. Мне не хотелось открывать глаза, потому что их начнет резать от света. А если света не окажется, то, стало быть, меня уже нет в живых, а это перепугает меня до смерти. Поэтому я просто лежал там — не важно где — и предавался мрачным мыслям в ритм с пульсирующей в голове болью. Это было предложение: ну, давайте же, входите, и я покорно вошел. Она отчаянно хотела завлечь меня внутрь помещения, потому что кто-то еще стоял за открытой дверью, готовый садануть меня по башке. Поэтому где же твое шестое чувство, Холман? — с горечью спрашивал я себя и получил очередной ответ. Атрофировано, как и все остальные органы чувств. У меня их начисто вышибло при виде блондинки.
Но в конце концов, представлялось бессмысленным пролежать остаток своих дней с закрытыми глазами, поэтому я осторожно открыл их. Свет оказался не очень ярким. Он исходил всего от одной настольной лампы с абажуром. Значит, я все еще оставался на том же самом месте, где находился, когда Глория Клюн решила встать на голову.